Большие дела [СИ] - Дмитрий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну я же не так, Егор! Ну ты чего! Я просто… я хотел…
— Да я не в обиде, Андрюх, что было, то прошло, проехали. Ты просто на будущее подумай. Не всё может быть таким, как кажется со стороны. Ладно, не будем больше об этом. Как в школе дела? С уроками есть проблемы?
— Нормально, — хмуро отвечает он. — Будешь ещё кофе?
— Ага, буду. Наливай. Историчка, кстати, та ещё кикимора, если будешь пропускать, она тебе оценку снизит.
Открывается входная дверь и наш разговор прерывается.
— О, вся мафия в сборе, — говорит Платоныч, заходя на кухню. — Привет, народ! Ты когда приехал, Егор?
Он ставит картонную коробку из-под вина, забитую продуктами.
— Часа два назад, наверное, — улыбаюсь я.
— Ну, тогда с приездом. Как дела? Что там новенького?
— Да… — пожимаю я плечами. — За день твоего отсутствия кое-что успело произойти.
— Значимое или мало значимое?
— Ну как сказать, — хмыкаю я.
Раздаётся звонок телефона.
— Андрюш, послушай, — кивает дядя Юра, — тебя, наверное.
Трыня выбегает в прихожую.
— С Юлей со своей по два часа треплется, — качает Платоныч головой.
— Ну, дело молодое, — усмехаюсь я. — Все через это проходили.
— Ну да, ну да… Ладно, давай, рассказывай.
И я рассказываю. На подробностях похищения особо не останавливаюсь, больше внимания уделяя его последствиям.
— И что, Чурбанов нормально воспринял, что ты не просто любимчик его жены?
— Особо виду не показал. Он довольно хорошо владеет лицом, надо отметить.
— Ну это понятно, при его-то должности.
Заходит Трыня.
— Юлька? — спрашиваю я.
— Ага.
— Привет передавай.
— Ладно.
— А Чурбанов не подумал, что ты специально через Галину к нему зашёл? Или, вернее, что тебя, например, гэбэшники подвели.
— Надеюсь, нет, так-то я парень из провинции, делом доказал, так сказать, весь на ладони, всё проверить можно. Хотя, не знаю, конечно…
— Чурбанов? — улыбается Трыня, — это что, настоящая фамилия или кличка такая?
— Это фамилия замминистра МВД, — отвечает Платоныч.
Меня будто иглой колет в грудь. Я ведь действительно к Андрюхе, как к брату отношусь, но вот эта странная дружба с Эдиком меня очень напрягает. Я надеюсь, после сегодняшнего разговора он правильные выводы сделает, но… Вот именно, но…
Скотина этот Снежинский, теперь его призрак постоянно будет вставать между мной и Трыней, отравляя чистосердечные отношения и сея подозрительность и недоверие. Куда бы его деть подальше… На стройку какую-нибудь законопатить? На БАМ, товарищ, на БАМ!
Веселей, ребята, выпало нам
Строить путь железный, а короче — БАМ…
Утро я начинаю на фабрике. Хочу всё-таки поболтать немного с этим гусем. Захожу в комитет и — на тебе, он тут как тут голубчик, сидит с Галкой воркует.
— Здравствуйте товарищи, — говорю я. — Чем занимаетесь?
Галя смотрит на меня с испугом, словно я её поймал за чем-то постыдным. Ну, после вчерашнего, это понятно. Я же дал задание выпнуть Снежинского. Но сказать-то я сказал, да вот только и сам понимаю, что выполнить моё поручение нельзя. Голосование прошло, разголосовать не получится.
Зря я Гале сказал, чтобы проводила плановое собрание, не дожидаясь меня. Зря. На собраниях присутствовать самому нужно. Нельзя к обязанностям спустя рукава относиться, иначе вот такие сюрпризы будешь постоянно получать.
— Планы на день сверяем, — отзывается Снежинский.
Выглядит он спокойно и уверенно. Выбешивает он меня. Ловлю себя на мысли, что едва сдерживаюсь, чтобы не пропнуть ему по уху, как недавно поступил с Плешивцевым.
— Галя, ты не могла бы нас оставить на минуточку с Эдуардом Фридриковичем?
Она быстро встаёт и, потупив взор, кивает, а потом выбегает из кабинета. Эдик смотрит честными, доверчивыми и невинными глазами. Очень хочется нахлобучить ему на голову большой кубок, стоящий над ним на полочке.
Я сажусь за стол напротив него, складываю руки и внимательно смотрю ему в глаза.
— Ну что, Эдуард Фридрикович, значит ты никак не успокоишься?
— В каком смысле, Егор Андреевич?
— Ты мне скажи. И как ты в комитете комсомола очутился после того, как тебя поганой метлой погнали из обкома?
— Ну, в правах же меня не поразили, — уверенно говорит он. — Я остался комсомольцем. Вот, товарищи оказали доверие и избрали вместо выбывшей на учёбу Кургановой. Хочу принести пользу на посту начальника штаба КП.
— Хочешь, значит, Прожектор возглавить? — уточняю я.
— Я хочу любую работу, которую доверят. Товарищи решили, что можно мне доверить Комсомольский прожектор.
— А ты товарищам сказал, что на тебя дело заведено по распространению порнографии?
— Нет, — качает он головой.
— Понятно.
Я вздыхаю, чтобы не сорваться и не загрызть его вот прямо тут.
— Ну, допустим прожектор я тебе не доверю, с твоими-то качествами, — говорю я. — Исключено. Человек, пишущий доносы, ради собственной выгоды не может работать там, где нужна кристальная совесть. На это не рассчитывай.
Он вздыхает, как безвинно обиженный.
— Егор, — говорит он. — Как скажешь, так и будет. Ты здесь хозяин. Пока ещё.
Вот хорёк.
— Я ни на что не претендую.
— Будешь заниматься новыми членами, — говорю я.
— Членами, так членами. Готов работать в любом месте, где смогу принести пользу.
— А в чём твоя цель? — спрашиваю я.
— Цель? — удивлённо смотрит он. — Ну, я же объясняю, пользу хочу приносить.
— А если без всей этой фигни про пользу? — пристально всматриваюсь в него я.
— А для меня это не фигня, Егор. Я хочу начать всё с самого начала и снова стать полезным обществу человеком.
— Что значит снова? Ты не был полезным обществу. Ты был аферистом и паразитом.
— Это неправда, — качает головой он. — Я всегда приносил пользу.
— Хорошо. Значит, ты хочешь добиться какого-нибудь значимого положения?
— Это не самоцель, — отвечает он. — Главное быть полезным.
— А если тебе предложат какой-то сложный, но ответственный участок?
— Мне вообще-то уже предложили. «Комсомольский прожектор» и есть ответственная и трудная работа.
— Да, верно, но твои нравственные качества не позволят работать на таком участке. А если что-нибудь потруднее?
— Я из города уезжать не хотел бы, — отвечает он, словно заглядывая мне в голову.
Я ничего на это не отвечаю и пристально смотрю на него. Он тоже ничего не говорит, и над столом повисает долгая пауза.
— Хорошо, я постараюсь тебе помочь, — наконец, говорю я.
— Спасибо, но не нужно. Мне, главное, не мешать, а там я и сам как-нибудь справлюсь.
Не мешать тебе. Если тебе не мешать, ты тут такого наделаешь, урод мелкий.
— Ещё вопрос. Что тебя связывает с Андреем Терентьевым? Странно как-то, взрослый похотливый дядя, любитель порнографии, затевает дружбу с ребёнком. Это как объяснить?
— Не нужно во всём искать грязь, пожалуйста, — говорит он, манерно растягивая слова. — Не все же люди такие.
Сска…
Я представляю, как вскакиваю, хватаю его левой рукой за ворот, притягиваю к себе через стол и начинаю бить по роже, ломая кости, выбивая зубы и превращая её в кровавое месиво. Представляю очень живо и даже кулаки сжимаю, но всё же сдерживаюсь. Этак я в кого превращусь? В кровавого монстра, который только и умеет, что морды бить? Да уж, неприятное видение, честно говоря.
— Ладно, — вздыхаю я. — Вижу, ты действительно решил стать человеком чистым и полезным обществу. Хотя я почему-то не слишком тебе верю. Но это неважно, жизнь покажет, кто прав, кто виноват. Вот, что я скажу. Без обиняков и попыток казаться лучше, чем я есть на самом деле. Если продолжишь общаться с Андреем, я дам ход твоему порноделу, тебя посадят и будут в течение всего срока насиловать с утра до следующего утра. Во все пригодные отверстия. А перед этим я лично изобью тебя так, что месяца два ты проведёшь на больничной койке. Я достаточно ясно излагаю свою мысль?
— Я всегда знал, какой ты на самом деле, — говорит он, глядя на меня с нескрываемым ужасом. — Ну что же, хорошо, я с Андреем
